Боевая машина - Страница 2

Может быть, и с ним - вот так? За кого-то. Просто он не знал раньше, что такое бывает, а оно вот - есть. И ничего не поделаешь, потому что так положено.

- Скажите, а вам запомнилось что-нибудь особенное?

- Ну, доктор, вы даете... А что, в том, что меня, сорокалетнего мужика, схватили да, блин, по второму разу в армию - по вашему, нет ничего необычного?

Он снова сорвался на крик - но психиатр, кажется, совершенно этого не заметил.

- Ну я же не об этом. Особые приметы этого дома?

- Ну я же вам рассказываю - старый дом, ветхий, словно бы на снос... Ах, да! Там над дверью висел такой плакат... нет, кажется, это называлось ”транспарант“. Ну да, точно... Красная такая тряпка поперек - и на ней белыми буквами: ”Солдат - это боевая машина!“.

- А вы когда-нибудь слышали этот лозунг?

- Да нет, вроде...

А потом, как и положено, была в\ч. Обычная воинская часть... та самая воинская часть, где он провел два не самых лучших года в жизни. Как ее тогда называли - ”площадка номер семьдесят один“. Одна из многих площадок, рассыпанных по казахстанской степи.

На самом деле отличие было; он, правда, обнаружил его немного позже... А пока он рассматривал двухэтажные, выкрашенные в белый цвет корпуса казарм, гиганский силуэт огромной цистерны неподалеку от КПП, круглые фонари на аллеях внутри части - и удивлялся. Почему все точно так же? Почему ничего не изменилось... почему, в конце концов, все по-прежнему существует? За двадцать лет успела рассыпаться и сменить название страна, эти степи стали заграницей, хоть и ближней, сделался иным покрой военной формы и цвет погон... или нет? По какой причине все вокруг такое, словно и не было этих двух десятилетий?

Алексей пытался спрашивать об этом у сослуживцев, таких же рядовых, как он - но те молчали, лишь отстранялись и поглядывали на него странно.

Можно было бы спросить у офицеров - но чувствовал: есть вещи, которые делать не следует. Просто потому, что это нельзя. Не положено. Да и одеты эти офицеры были в ту самую, светло-зеленую форму, которую не перепутаешь с нынешней оливковой... Он своими глазами видел ”полевые“ фуражки старого образца вместо уставных кепи, хромовые сапоги...

Все было до боли, до отвращения знакомо - и все шло одним, раз и навсегда заведенным порядком. Подьем. Зарядка. Прием пищи. Развод на работу...

Личное время. Сон. Отбой.

Подьем...

И наряды по столовой, когда он, взрослый мужик, вместе с желторотыми юнцами мыл грязную, жирную посуду в такой же грязной и отвратительной воде. И мерзкая капуста на завтрак, которую здесь называли ”бигус“. И крики здоровяков-сержантов, на зарядке пинками подгоняющих бегущую мимо них солдатскую массу.

- Духи, шевелитесь! Солдат - это, блин, боевая машина!

Надо сказать, что самого Алексея никто из них не тронул и пальцем - только провожали странно-презрительными взглядами. Так, словно бы он совершил что-то постыдное или подхватил нехорошую болезнь. Он просто выполнял то, что должен был делать, вот и все.... Он все прекрасно помнил.

Время остановилось. Иногда он думал: наверное, это продолжается гораздо дольше, чем кажется. Может быть - с того самого, уже далекого девяностого года? Все же остальное, все, что он помнил - было причудливой фантазией, галлюцинацией... А кстати, какой сейчас год?

Странно, но эта мысль проходила как-то краем сознания, не оставляя следа и не тревожа.

Несколько раз Алексей пытался как бы невзначай заговорить о том, что его грызло. Не возмущался - нет, просто в разговоре ронял фразы вроде ”а я ведь, между прочим, здесь быть уже не должен“. Солдаты смотрели на него вопросительно, и он продолжал - ”ведь уже свое отслужил“, не решаясь сказать главное - ну почему?

Почему это - со мной? Почему я принимаю все как есть и не пытаюсь возражать, протестовать, возмущаться?

- Алексей Иванович, а вот в самом деле, почему? Или вот такой вопрос: у вас не возникало ощущения, или мыслей - что все вокруг ненастоящее? А если все только иллюзия - почему бы вам просто взять и не уйти?

- Да, доктор... это вы верно спросили... Помните, я говорил, что все же было одно отличие?

Да. Эта идея в конце концов проявилась перед ним настолько ярко, что Алексей даже удивился: как он мог не додуматься раньше? У него не было никаких долгов. Он уже давно отдал свой ”долг перед Родиной“, что бы под этим ни понимать... собственно, за последние двадцать лет он отдал все возможные долги. И - временами Алексей всерьез сомневался, не грезится ли ему все происходящее. Собственно, был один способ, прекрасный способ проверить, так ли это...

Просто взять и уйти. Никого не спрашивая.

Все же сделать это открыто, Алексей не решился. Он смутно подозревал, что такое беспардонное вмешательство в существующий порядок вещей - пусть даже это воображаемый порядок - может кончиться для него плохо. Поговорка ”не буди лихо, пока оно тихо“ - наверняка не просто так появилась... Нужно просто однажды взять и не заснуть, когда обьявят отбой. И постараться не спать еще какое-то время.

А потом - тихо встать, одеться и постараться выйти из казармы, так, чтобы не заметил дневальный. Почему-то он не думал о том, как именно это сделать - словно все должно было получиться само собой.

Все оказалось до неприличия просто. Алексей осторожно, стараясь не шуметь, натянул сапоги, защелкнул пряжку ремня... наверное, нужно было бы взять что-то с собой, но среди личных вещей ему теперь могла понадобиться разве что расческа.

Дневального просто не оказалось на тумбочке. Спящая казарма замерла, не было слышно ни звука, никто не сопел, не кашлял, не ворочался во сне. Он осторожно приоткрыл скрипучую обычно дверь, в этот раз оказавшуюся поразительно тихой, и так же медленно закрыл за собой. Стараясь не стучать, спустился на первый этаж, выскользнул из казармы... В темноте слабо светились матовые фонари.